Тюремный опыт и компромат на Лавента. Часть 1

Тюремный опыт и компромат на Лавента. Часть 1

15 декабря 2019 г.

Олег Крапивин

Если предметно говорить о существующей и процветающей в Латвии и в России системе подавления, то из личных воспоминаний могу заметить, что пост-“совковая” тоталитарная машина насилия широко используется в обоих упомянутых государствах. И на контрасте, опять-таки, из персональных наблюдений, система внутреннего содержания заключённых в Великобритании несравнима с той - другой, с которой мне прежде также довелось столкнуться непосредственно и ноздря в ноздрю. И которую, впрочем, как и британскую, я тоже со всей отчётливостью прочувстовал на собственной шкуре.

Поэтому с уверенностью и со знанием дела могу утверждать, что если говорить о Латвии и России, то там до недавних пор продолжали сохраняться все неотъемлемые атрибуты сталинской лагерной системы. К тому же, с полной изоляцией арестантов от внешнего мира, с невозможностью никак общаться с родственниками. А также строжайшим запретом хоть как-то передвигаться внутри тюрьмы. Последнее попросту означает, что особенно такие лица, каким по моему процессуальному статусу в тот момент являлся и я, в латвийских и в российских тюрьмах сидят круглосуточно, все 24 часа закрытые в “своих” камерах. В прямой зависимости от того, кому как “повезёт”, а точнее, как соизволит распорядиться судьбой такого, вот, в общем-то ещё и не “зека” вездесущая Оперативная часть тюремного заведения. Потому что именно “опера” (“опера” – криминально-бытовой сленг, означает оперативные работники), как их принято по старинке, до сих пор называть и в Латвии, и в России, “мест лишения свободы”, являются теми главными “душеприказчиками”, кто фактически указывает администрации тюрем, куда, в какую камеру какого арестанта поместить. Объясняется тут всё тем постоянным процессом негласной “разработки”, как среди тюремщиков Латвии и России по настоящее время бытует такой термин – “спецконтингента”. То есть, заключённых. И, в особенности, тех категорий, кто ещё не осужден, а всего лишь находится под подозрением, либо сидит в ожидании суда.

Во всяком случае, как раз подобные люди в тюрьмах Латвии и России до сих пор являются наиболее незащищёнными и полностью бесправными. Так как по отношению к ним постоянно применяются различного рода противозаконные действия, огромное психологическое и физическое давление. Вплоть до открытого шантажа и прямых угроз расправы. Причём, нередко делается это в тех случаях, если человек отказывается признавать даже то, чего он никогда не совершал. Как раз зачастую тогда в ход идут всяческие провокации, смешанные с неприкрытыми издевательствами и унижениями человеческого достоинства заключённых. Которых, если те по каким-либо причинам не желают разговаривать с “допрашивающими” их “операми”, в большинстве случаев делающими это вообще без присутствия следственных работников, не говоря уж об адвокатах, оперативные сотрудники МВД (как латвийского, так и российского) практически открыто, ничего не боясь и не стесняясь, применяют физическую силу. Другими словами, попросту бъют, истязают, издеваются над арестованными. То есть, ещё в мою бытность пребывания на достаточно продолжительных вынужденных “экскурсиях” в латвийских и российских тюрьмах, а я могу об этом говорить открыто, основываясь на своём пережитом “опыте”, вся тоталитарная пост-советская система подавления и силового принуждения оставалась существовать. Которая была распространена в обеих названных странах.

Поэтому, если вы ещё и не “зек” в пост-“совковой” тюрьме, и ежели вы находитесь там под подозрением или под следствием, в ожидании суда, например, то у вас, как никогда, велики шансы серьёзно подорвать ваше драгоценное здоровье, а в некоторых случаях лишиться и жизни, “общаясь” с “внимательным обслуживающим” персоналом тюрем. В любое время дня и ночи, всегда нужно быть готовым, что вас могут ни за что стянуть, сдёрнуть с тюремной койки – “шконки” и “допросить” с пристрастием. А то и “просто так”, от беспросветной скуки, от нечего делать, от души отдубасить резиновой дубинкой, либо стеком по спине или по конечностям. Так что после подобной экзекуции ваше “обработанное” таким, вот, образом тельце будет натурально напоминать собой уже полностью приготовленный для жарки кусок отбивного мяса, или потрошёную тушку кальмарчика. По голове бъют тоже, но гораздо реже, только в особо “исключительных”, можно сказать, случаях. При этом, скорее всего, руководствуясь лишь столь немаловажным в “демократических” и “правовых” государствах, каковыми, без всякого сомнения, с некоторых пор считают себя и Латвия и Россия принципом, что после обозначенных “физических упражнений” на голове как-то “странно” очень долго остаются видимые следы. Которые к тому же ещё и плохо заживают. Как-то раз весной 1996 года в латвийской специальной тюрьме – в бывшем Следственном изоляторе ликвидированного республиканского КГБ мне довелось увидеть такого, “разделанного” по всем “правилам” самых, что ни на есть, садистких пыток молодого парня. Который был жестоко избит оперативными офицерами из Бюро по борьбе с организованной преступностью МВД Латвии до такой степени, что после того, как его почти бездыханного впихнули в камеру, он нет, вовсе не ложась спать, а просто чтобы отлежаться, со звериным воем заползал на свои нары. Так вот, его ноги, также как и спина, причём с самого верха и до низа были такого ужасного, бурого красно-фиолетового цвета, что не скрою, находясь под впечатлением увиденного я той ночью так и не смог заснуть. Перед глазами у меня постоянно маячила изувеченная спина и ноги парнишки. Когда же на следующее утро мой в то время сокамерник пришёл в себя, первым делом я спросил у него о случившемся накануне? Его ответ, в общем-то, не явился для меня великим открытием, так как из повествования соседа следовало, что таким, вот, незамысловатым способом его просто принуждали рассказать “всю правду” и “не запираться”.

Примечательно, что делал это ни кто-нибудь, а один из руководящих работников упомянутого ранее Бюро по борьбе с организованной преступностью МВД совершенно “независимой” Латвийской Республики, ранее до боли знакомый мне Евгений Ш., самолично.

Да, в общем-то, и зря я расспрашивал парня. Потому что на собственной шкуре ранее также прекрасно знал “почерк работы” названного, насквозь гнилого и тотально продажного мерзавца с погонами старшего офицера полиции на плечах. К тому же облечённого практически неограниченной государственной властью. Который, когда арестовывал, а затем персонально допрашивал меня в Риге в 1996 году также не скрывал, что делает он это с особым удовольствием, в отместку за то, что ранее, когда я сам ещё являлся кадровым офицером КГБ Латвии, чуть было не упёк того (кстати, вполне заслуженно) в места не столь отдалённые. При этом куражась и в открытую издеваясь в тот период являвшийся начальником оперативного отдела Бюро по борьбе с организованной преступностью латвийского МВД Евгений Ш. со смаком подчёркивал, что если я откажусь “сознаваться”, тогда ему не останется ничего другого кроме как “опустить” меня в одну камеру к отъявленной “бандоте”. Которым ему придётся потихоньку нашептать, что их сокамерник является офицером из “конторы”. Что в глазах криминалов было сравнимо с понятием “мусор”. Практически сотрудник МВД, то бишь.

Думается, нет особой нужды пространно разъяснять, что такая, вот, “ненавязчивая реклама”, преднамеренно разглашённая и “любезно” предоставленная уголовникам офицером полиции была равносильна, разве что, приговору к смертной казни. Неофициальной, естественно. Так как случись подобный слив информации к криминалам, мои шансы “отлететь в мир иной” раньше положенного срока были бы необычайно высоки.

 Справедливости ради хочу лишь дополнить, что необычайно злопамятный и, несомненно, чрезвычайно “заботливый” Евгений Ш. всё-таки реализовал высказанные им угрозы, чуть погодя действительно засадив меня в одну камеру с откровенными бандитами. Один из которых был самым, что ни на есть, “отмороженным рубероидом”. То есть, ну, полностью “отбитым” рэкетиром с лобной костью по толщине, как у носорога. А также с мозгами, я подозреваю, в лучшем случае, находившимися у него где-нибудь в районе копчика. Что до второго “постояльца” тюремной камеры, то тот просто являлся самым “обыкновенным” жуликом, вором с четырьмя общеуголовными судимостями. Который к тому же, “по совместительству”, что ли, вполне успешно “подрабатывал” секретным “барабаном-стукачом”. Или говоря оперативным сленгом, являлся “агентом-внутрикамерником”, находившимся на контакте у того самого Жени Ш., специально подсаженным ко мне в качестве провокатора-болтуна...

...Между тем, если вновь вернуться к теме “зеков” в “местах лишения свобод” на пост-“совковом” территориальном пространстве, то люди там содержащиеся и, в особенности те, кто ещё не был осужден, а арестован и находятся в заключении всего лишь по подозрению (сроком до месяца) или по обвинению, в ожидании судебного заседания, например (этот “процесс” в Латвии и в России может длиться годами – 3-5 лет в данных случаях не время, а самое обычное явление, которое нередко заканчивается полным оправданием таких, вот, “обвиняемых”), или как это было в моём “деле”, являются субъектами экстрадиции – подобные люди в течении всего периода своего заточения вынуждены сидеть в тюрьме полностью изолированными. Какие-либо человеческие “права” и “свободы” для лиц указанных категорий в пост-“совковых” государствах до сих пор ограничены там по максимуму, до полного “беспредела”. Им категорически запрещено буквально всё. А именно, встречи или вообще какие-либо контакты с родственниками либо друзьями, любая переписка, включая личную, деловую и т.д. Причём, после визита адвоката в тюрьму, как это происходило в Латвии, у арестанта – автора настоящего повествования “бдительной” охраной отбирались полностью все записи. В том числе, даже относящиеся к материалам уголовного дела, по которому меня пытались обвинять государственные органы.

  Что до России, то там “проблему адвоката” решали тоже весьма “своеобразно”, но в тоже время достаточно эффективно – у меня просто не было какой-либо возможности иметь защитника. О телефонных звонках или визитах также говорить не приходится. Они тоже категорически запрещены. “Обыкновенная медицинская” помощь опять-таки весьма относительная. Если не сказать больше, “оригинальная”. В смысле, как правило – никакая.

 Кроме того, такие заключённые должны круглосуточно находиться в “своих”, полностью запертых охраной тюремных камерах. Последние, в лучшем случае, открываются “вертухаями” всего лишь единыжды в сутки, для часовой “прогулки”. Да и то, далеко не каждый день, не во всех случаях, а как заблагорассудится самим охранникам – если им, например, просто не лень. Помещения для “прогулок” в пост-советских тюрьмах по размерам, по обыкновению, не превышают габаритов обычных камер, только без крыши и почему-то всегда именуются “двором”. Даже если расположены они на крыше тюремного корпуса, как это было в печально известной московской спецтюрьме “Матросская тишина”. Характерно, что каждый раз в такой, вот, “прогулке” участвуют обитатели только одной-единственной тюремной камеры, которым при этом строго-настрого запрещено не только видеться, но и переговариться с другими “постояльцами”, содержащимися пусть даже по-соседству. Конвоирование арестантов во “дворик” и обратно осуществляется охранниками, экипированными резиновыми дубинками, металлическими телескопическими стеками, газовыми баллончиками и наручниками. Всегда такой привод-отвод производится по принципу: “шаг вправо-влево – расстрел на месте” - и не дай вам Бог, тут хоть как-то нарушить этот непреложный порядок!            

Если говорить о негласных приёмах, до сих пор наиболее широко распространённых и применяемых работниками оперативных частей в тюрьмах Латвии и России по отношению к их “клиентам”, то деятельность тут, что называется, “кипит”. В смысле, самым натуральным образом прямо-таки “бъёт ключом”. В качестве её форм и методов, помимо упомянутой ранее работы источников-информаторов, как я уже говорил, на оперативном сленге именуемых “агентами-внутрикамерниками” или “кукушками”, “барабанами”, “стукачами”, “подсадными утками”, “подснежниками”, “дятлами”, “сексотами” в неофициальном арсенале оперативников из тюрем существуют также такие средства, как камеры “с удобствами”. Иными словами, оборудованные специальной аппаратурой, предназначенной для проведения целого комплекса секретных оперативно-технических мероприятий. В основном, негласного прослушивания тюремных помещений, в отдельных случаях, неофициального видеоконтроля и регулярного проведения обысков (бред полнейший, так как что, собственно, можно найти у полностью изолированных от внешнего мира людей?). Зачастую такие “оперативные разработки” проводятся во-первых, абсолютно противозаконно, а во-вторых, вместе с задействованием в этом процессе “агентов-внутрикамерников”. Которые, без всякого сомнения, вообще не в курсе каких-либо “технических мероприятий”. При этом в непосредственные задачи “барабанов”-информаторов входит по-максимуму завести, психологически раскачать, “раскрутить” такого, вот, субъекта “внутрикамерной разработки”, и тем самым расположить его быть откровенным. Вполне определённо, большая часть людей, попадающих в тюрьму (включая сюда и откровенных бандитов и прочего криминалитета) если не знают, то во всяком случае догадываются о том, что вместе с ними в одной камере могут оказаться подобные “стукачи”. Однако, видимо, так уж устроена психика любого человека (в том числе и прошедших “огонь, воду и медные трубы” криминальных “паханов” с многолетним тюремным “стажем”), что как бы не подозревал, чтобы не думал тот или иной “авторитет” либо самый обычный индивидуал, волею судьбы залетевший на казённые нары ну, не может он постоянно, просто не в состоянии физически круглосуточно, находясь в заключении, полностью контролировать собственные слова и мысли. В особенности, если его специально побуждают к этому, используя различные методы морального воздействия, преднамеренно назойливо пытаясь разговаривать “по душам” на определённые темы специально подготовленные для таких целей, годами тренированные профессиональные провокаторы.  

Нередко, как мне ранее, ещё в бытность службы в КГБ Латвии самому доводилось слышать от следователей, как “конторы”, так и МВД, такие приёмы вполне успешно срабатывают. Процент “попадаемости”, получения положительного результата в такой секретной агентурно-оперативной деятельности, согласно признаниям самых же оперативников, с кем приходилось беседовать на данные темы, как правило, составлял порядка 90-95%. Хотя здесь следует специально оговориться – совершенно очевидно, что не для всего “спецконтингента” из числа субъектов таких, вот, “разработок”. Поэтому, когда судьба в Латвии и в России своей “волосатой лапой” зашвыривала меня на тюремные “шконки”, каждый раз психологически я был в общем-то готов к любым неожиданностям. Которые, к слову, не заставили себя долго ждать. 

Так, например, находясь в латвийской тюрьме ко мне в камеру не просто дважды специально подсаживали самых настоящих провокаторов – “агентов-внутрикамерников”. Дело тут заключалось в том, что содержался я в Латвии не совсем в обычной тюрьме, а в бывшем отдельном Следственном изоляторе КГБ Латвийской ССР, что располагался на улице Бривибас №-61, в центре города Рига. Волею случая, находившийся как раз в том же здании ликвидированного ещё в августе 1991 года латвийского КГБ, где мне самому начиная с 1984 года пришлось служить. Поэтому из моих ранних конфиденциальных разговоров с бывшими дознавателями из Следственного отдела КГБ я был в курсе, что все до единого тюремные помещения там, в том числе и те, куда так предусмотрительно засовывал арестовавший меня сотрудник из Бюро по борьбе с организованной преступностью МВД Латвии Евгений Ш., с незапамятных пор были секретно оборудованы подслушивающей и звукозаписывающей аппаратурой. Которая, насколько известно, осталась недемонтированной и на всю катушку продолжала использоваться новыми властями “независимой” Латвии. Причём, следует также учитывать и то, что такими же техническими “удобствами” негласного контроля разговоров в названной специальной тюрьме были оснащены даже помещения, предназначавшиеся для конфиденциальных встреч заключённых с их адвокатами. В данной связи можно определённо утверждать, что воистину, никакой звук там не оставался бесконтрольным, неуслышанным. Так вот, исключительно в такой “музыкальной шкатулке” и довелось мне вынужденно коротать более пары месяцев в латвийской тюрьме. Кстати не одиночестве, а “в коллективе” из двух других арестантов. Первое время – из числа откровенной “бандоты”.

Второй же месяц латвийские “законники”, очевидно, “вдруг прозрев” и “осознав”, что сами грубо нарушают уголовно-процессуальный кодекс, содержа бывшего кадрового офицера КГБ вместе с самыми обычными уголовниками, решили подсадить ко мне других “соседей”. Так как по существовавшему в Латвии, да и в России законодательству, сотрудники КГБ-МВД, а также других государственных силовых структур и ведомств, в том числе и уволенные, должны оставаться в отдельных тюремных заведениях. Или же в изолированных от криминалов камерах, это уж как минимум. В данной связи “мудрые” пыточных дел мастера с погонами на плечах сотрудников латвийского МВД решив, что раз уж в течении первого месяца “почему-то” никто из находившихся вместе со мной отъявленных бандитов не соизволил рассправиться, не придушил меня во сне, значит, возможно, мне будет также “полезно” теперь “поскучать” в обществе двух экс-офицеров полиции. Кстати, попавших в тюрьму за различного рода вполне земные “художества”. К слову, оба из сотрудников МВД, с которыми мне пришлось сидеть в тот период, были арестованы “всего лишь” за такие “невинные шалости”, как подозрения в совершении преднамеренных убийств. Самых, что ни на есть, тривиальных. В смысле, умышленных. “Всего-то”, да и только.

Как бы то ни было, но в обоих случаях (как с уголовниками, так и в компании с бывшими полицейскими) в одной камере со мной постоянно находился “агент-внутрикамерник”. В первом варианте им являлся вроде бы ранее четырежды судимый (или во всяком случае, изображавший из себя такового), весь в бандитских наколках, отпетый криминал. Который после того, как прознал, что я являюсь офицером КГБ, ну, прямо-таки натурально забился в истерике, завизжал на всю тюрьму, что, мол, “мент поганый”, сейчас “порешу”! После чего полез куда-то в матрац, откуда вытащил самую натуральную металлическую “заточку”. Зажав которую в руке и наклонив этаким образом свою бритую и, судя по всему, совсем пустую голову, как несостоявшийся бык или как отважно-“отмороженный”, ну, прямо-таки “латвийский Рэмбо” бросился на меня. Скорее всего, просто с целью, как минимум, полюбопытствовать, а что же такого особенного я ел вчера и позавчера на завтрак, обед и ужин вместе взятые? В смысле, явно рассчитывая если не вспороть мне живот и проверить, таким нехитрым образом, наличие там всех внутренних органов, или вскрыть мне сонную артерию, то хотя-бы как следует порезать.

Пришлось обороняться. Как учили – коротко и жестоко. Не могу сказать, что я - Чак Норрис или Жан-Клод, который всем может дать куда надо. Это далеко не так. Однако мне всё-таки посчастливилось перехватить руку с очень нехорошей на вид “заточкой” (кривой, неаккуратной, видимо, впопыхав сделанной, ржавой к тому же и явно не продизенфицированной перед употреблением) нападавшего на меня “зека”. После чего резким рубящим ударом плоскостью ладони в кадык вразумительно внушить ему, что в будущем больше так поступать не следует. Нехорошо, в первую очередь, для него самого. Потому что, просто опасно для его и так капитально подорванного тюрьмами и провокациями здоровья. 

Нарвавшись на мой встречный и, судя по всему, уж никак не ожидаемый им обратный удар, бандюган, как куль с отрубями (или с дерьмом – кому как заблагорассудится представить себе) отлетел на собственную “шконку”. Самой главной для меня в тот момент являлась задача правильно “примерить” силу удара и точку на дряблом тельце “зека”. Так как, ну, очень не хотелось мне кого-либо раньше срока отправлять в мир иной. Пусть даже и уголовника. При этом подумалось, что не дай Бог, не рассчитал, убил несостоявшегося “самурая”. Однако “внутрикамерник” оказался на редкость живучим. Хрипя и скуля, он валялся на привинченной к полу тюремной койке.

Тем не менее, как выяснилось на поверку, этого оказалось достаточно, чтобы доходчиво разъяснить ему, что он был, ну, капитально неправ. Во всяком случае, больше он ко мне физически не лез. Даже и не пытался. Хотя не скрою, две последующие ночи я провёл бодрствуя, реально опасаясь, что именно тогда, во сне он и сможет меня поймать, подловить на моей полной беспомощности.  

  Тем не менее, самой неожиданной для меня в тот момент явилась реакция латвийских тюремных “вертухаев”. Не могу сказать, что “битва” проходила при полностью отключенном “звуке”. Так как “криминальный пахан” тогда извергнул целое море брани и воинственных кличей. Ну, как самый настоящий, этакий краснокожий “Великий Змей” - который последний из могикан. Или “Мохакуа - Хитрая Лиса”. Такой же татуированный почти целиком. “Разрисованный” со всех сторон по существующим “правилам” ритуальными бандитскими наколками и совершенно “обдолбанный” какими-то неведомыми “колёсами”. Уж и не берусь судить, какими-такими “лекарствами” и “снадобъями” специально “подогревал” его неофициальный “начальник” из полиции Женя Ш. – не знаю, не проверял. Причём, даже и “перо” у него было. Правда, не в волосах, а в руке, которое он использовал вместо томагавка. В общем, смотрелся он очень колоритно и достаточно убедительно.  

Так вот, несмотря на крики, грохот и прочий очевидный шум и гам, сопровождавшие описанную выше короткую схватку, никто из тюремных охранников к камере так и не приблизился. Хотя находилась она практически рядом с их дежуркой. Интересно, чтобы последнее могло означать? Кроме того, что “кто-то”, ну, ужасно осведомлённый фактически сам и спровоцировал данное столкновение. К тому же, как открылось несколько позднее (специфика моей прежней шпионской деятельности, что называется, наложила свой неизгладимый отпечаток и подразумевала, что у меня были, а также могли оставаться собственные секретные информаторы, только являющиеся уже кадровыми офицерами различных структур и подразделений МВД и латвийских секретных служб, в том числе, продолжавшие работу внутри Бюро по борьбе с организованной преступностью), этими лично заинтересованными лицами в том, чтобы меня просто не стало были уже ранее упомянутый руководящий офицер из ONAB Евгений Ш/. А также другой один из фактических шефов названного подразделения МВД Латвии, заместитель того же бюро - Айварс К.. Который таким “незамысловатым” способом выполнял один из неофициальных “коммерческих заказов” его неформальных хозяев из некоей, но в тоже время достаточно “конкретной” российской спецслужбы – Федеральной службы безопасности. До недавних пор вполне успешно тайно действовавшей на “необъятных просторах” Латвии.

Следует также заметить, что на этом домогательства вышеуказанного криминального “стукача-внутрикамерника” не закончились. Однако теперь он изменил тактику и предпринимал попытки просто разговорить меня, применяя всякие методы морального давления. Особенно он усердствовал, используя как ему и его полицейским боссам, видимо, казалось один эффективный в агентурно-оперативной практике органов МВД психологический приём. Известный, как постановка в разговоре “смежной темы” при обсуждении какого-либо вопроса.

Поначалу “сексот”-уголовник прямо-таки “замордовал” меня беседами “по душам”. Своим провокационным словесным поносом он, что называется, достал, по-настоящему откровенно забесил меня. Местами он вообще не давал мне не то, чтобы сосредоточиться и подумать, а трещал и трещал без умолка, приставучей назойливостью и идиотскими вопросами лез и лез “без мыла” в... (надеюсь, догадываетесь, куда?). Постоянно выспрашивал, вынюхивал, корчил из себя особо интересующегося. Его “любопытство” и “внимательность” не знали границ, так как он пытался выведать буквально всё, каждую мелочь из моей “прошлой жизни”. Меня так и подмывало послать его куда подальше. Чтобы заткнуть его, для столь благородной цели я даже был готов пожертвовать в качестве кляпа моими любимыми, далеко не свежими шерстяными носками.

Между тем, “внутрикамерник” никак не мог угомониться, успокоиться. Он говорил и говорил, тараторил без умолка. Задавая при этом целую кучу всевозможных вопросов, которые уж никак не вязались с его “тюремно-приходским” начальным образованием, о котором он ранее в “порыве” небывалой “откровенности” зачем-то сам поведал мне. И уж тем более совсем нелогичными во всём его, где-то явно чуть ли не под диктовку своего “опера-мента” зазубренной “легенды” звучали те, почти научные перлы на темы психологии и человеческой морали. Которые мне довелось услышать из уст, судя по всему, мало чего действительно соображавшего агента-“барабана”, исполнявшего роль этакого “ходячего магнитофона”.

Для меня в описываемом поведении “сексота” всё было ясно. Просто таким образом “стукач”-информатор и его полицейские “шефы”, не исключено, надеялись узнать что-либо меня самого же и компрометировавшее. Однако и тут они просчитались. Хотя не во всём. Дело в том, что находившийся в этот же период в одной тюремной камере третий “постоялец” являлся всего лишь самым обыкновенным “рубероидом”. Бандитом-рэкетиром с очень большими кулаками и с явным отсутствием серого вещества в голове. Скорее всего, в рост всё ушло у этого здоровяка. Потому что, поддавшись на нудные и обволакивавшие увещевания провокатора, в порыве “откровенности” без устали “изливавшего душу” и рассказывавшего о том, как он вместе со своими верными “корешами-бандюганами” ранее “что-то где-то” грабили, наивняга-рэкетир сам тоже начал похваляться персональными “подвигами”. За которые он и загремел в следственный изолятор. И которых ранее так желали, но никак не могли иными путями добиться от него упёкшие его на тюремные нары латвийские полицейские. Тут же, ранее на допросах всегда державшийся “на смерть” перед ненавистными ему “ментами”, постоянно отказывавшийся вообще что-либо признавать из того, что на него пытались “навесить” латвийские оперативники, наивный “рубероид” неожиданно полностью размяк. После чего сам добровольно рассказал “внутрикамерному агенту” (и не только ему одному, а также незримо присутствовавшим тут же, прослушивавшим помещение камеры сотрудникам МВД) о том, что, где и как он совершил. А также о том, в каких ещё других преступлениях, помимо инкриминировавшегося ему, он завязан. Не преминув при этом полностью “вломить” и ряд его близких “братанов-подельников”. В общем, вляпался как самый, что ни на есть, наивный ребёнок – со всеми вытекающими для него негативными последствиями. Потому что, на следующий, после сделанных им таким, вот, образом неофициальных признаний, день он немедленно был вызван на внеочередной допрос к оперативникам. С которого он вернулся полностью психологически подавленным. Полностью морально уничтоженным, что-ли. Из его и без того не очень связной речи, после допроса ставшей больше напоминать набор отдельных слов и междометий, я смог уловить лишь, что “ментам” уже “всё известно”, и что его “кто-то предал, сдал по полной программе”. Думается, нет особой необходимости разъяснять, что этим “кто-то” являлся наш третий уголовный говорун. Потому как он в тоже время, что и “рубероид” был также вызван на “допрос”. И с которого в камеру тот уже не возвратился никогда. “Сгоревший” же “до тла” рэкетир-неудачник на другой день был срочным этапом отправлен в “зону” - в “большую” тюрьму, как лицо, чья вина считалось, была полностью доказана. И кому вполне реально “светила” перспектива за все собственные, накануне опрометчиво разболтанные откровения последующие шесть-семь лет провести за решёткой и колючей проволокой.

   Другим образцом негласного информатора-“дятла”, с кем меня свела судьба в латвийской тюрьме, являлся арестованный по подозрению в выполнении платного заказного убийства одного из средней руки криминального “авторитета”, старший офицер подразделения Криминальной полиции Управления внутренних дел города Риги Александр Щ. К слову, сам до этого работавший в так называемом “убойном” отделе, подразделении занимающимся раскрытием “мокрых дел” и розыском лиц, совершивших подобные преступления. Характерно, что то убийство, которое как утверждал сам сотрудник полиции, явилось результатом якобы “случайного” выстрела в ходе единоборства, в рамках “самозащиты”. Однако по имевшейся у официального следствия версии, уголовное деяние, возможно, было совершено Александром Щ. преднамеренно, по заранее существовавшему у него сговору с представителями другой, враждовавшей с бандитской группировкой, которую и возглавлял убиенный. За что после успешного проведения “акции ликвидации” исполнитель, в данном случае - офицер латвийской полиции даже якобы получил крупное денежное вознаграждение от криминалов, являвшихся заказчиками той “мокрухи”. 

Как бы то ни было, но именно Александр Щ., как выяснилось несколько позднее (опять-таки, от моих секретных информаторов, среди кадровых, в том числе и старших, руководящих офицеров, работавших внутри различных подразделений и структур МВД Латвийской Республики), стал тем негласным “стукачём”, специально подсаженным со мной в одну тюремную камеру. Не могу утверждать, что он уже был заранее готовым “агентом-внутрикамерником”, так как сам продолжительный период являлся достаточно опытным оперативником МВД. Но как стало известно лишь некоторое время спустя, он своими бывшими сослуживцами из полиции – сотрудниками из Бюро по борьбе с организованной преступностью, а также работниками Генеральной прокуратуры Латвии был фактически поставлен перед достаточно простым, но серьёзным выбором. Так, в качестве одного из “альтернативных вариантов развития событий” Александру Щ. было предложено дать личное согласие и по-тихому помочь “накопать” хоть какой-нибудь компромат против как, застрявшая в горле кость, ненавистного КГБ-шника. Меня, собственной персоной, то есть. Взамен за такие неофициальные услуги Александру Щ. его бывшими коллегами в будущем была обещана “полная неофициальная амнистия”. Которая подразумевала под собой фактическое освобождение от всякой уголовной ответственности и постепенный, не явный отказ государственных обвинителей из генпрокуратуры Латвии требовать жёстких санкций в предверии суда.

Другими словами, Александру Щ. было предложено кропотливо “потрудиться” негласным “сексотом-внутрикамерником” и взамен, таким образом, “заработать” себе свободу и прощение. Независимо от того, действительно ли виновен он или нет в смерти вроде бы “по ошибке” застреленного им бандита. Судя по всему, столь “несущественный пустячок” в тот момент уже практически никого ни в генеральной прокуратуре, ни среди высшего руководства МВД Латвии не интересовал. Это, если исходить из такого широко расхожего для сотрудников правоохранительных органов Латвии принципа: “бандитом больше, бандитом меньше – невелика потеря!”

Потому что на карту ими тогда было поставлено совсем другое. Нечто гораздо более важное. Если конкретно, то попытаться любыми путями и средствами, пусть даже незаконными, “раскрутить” упрямого и никак не поддававшегося “конторщика”. То бишь, меня. Можете спросить, для чего понадобилось задействовать столько сил и средств? И городить весь столь муторный и дорогостоящий “спектакль”? На самом же деле всё объяснялось просто. Так как у тогдашнего генерального прокурора Яниса Скрастиньша имелась своя личная, как он как-то, несколько позднее и совершенно уж опрометчиво разоткровенничавшись выразился, “голубая мечта”. Которой являлось всеми правдами-неправдами попытаться заполучить, а точнее - выбить из меня так “до зареза” необходимые персонально Янису Скрастиньшу документальные материалы. К слову, прямо компрометировавшие одного из влиятельнейших во всей Прибалтике до 1995 года латвийского банкира и фактического владельца широко известного и прежде крупнейшего в республике и за её пределами коммерческого банка “Baltija Banka” Александра Лавента.

И проблема, в общем-то, здесь была не в упомянутом банке, а в той реальной цене в высокой политике и в неофициальной войне, не на шутку разгоревшейся в Латвии в середине 90-х годов. В которой генеральный прокурор республики Янис Скрастиньш отстаивал и защищал вовсе не Закон и Правосудие, а прежде всего, собственные меркантильные цели. К тому же основанные на огромных финансовых интересах. Потому как объяснялось всё тем, что негласно приняв сторону одной из враждовавших сторон в данном противостоянии, вероятно, как совершенно “неподкупный”, а в действительности тотально коррумпированный, “с потрохами” купленный генеральный прокурор Латвийской Республики Янис Скрастиньш в данной необъявленной войне банков выполнял всего лишь частный “заказ” одной из противоборствовавших между собой крупных финансово-политических группировок. Если уж совсем предметно, то - руководства другого латвийского коммерческого банка – “Parekss Banka”. Причём, могу утверждать, что “неформальные коммерческие узы” неразрывно связывали генерального прокурора Латвии Яниса Скрастиньша с главными учредителями “Parekss Banka” уже тогда, в 1996 году. И дело тут заключалось даже не в том, что во-первых, его сын являлся высокооплачиваемым менеджером “Parekss Banka”. Так как, представляется, не случайно после того, как Янис Скрастиньш был вынужден оставить столь “хлебный” пост генерального прокурора страны и выйти на “почётную” пенсию, вскоре после этого, в октябре 2001 года он сам был уже избран в Совет “Parekss Banka”. Кроме того, видится, что и должность свою в названном “Parekss Banka” Янис Скрастиньш зарабатывал ещё задолго до того, в 1995-1996 годах, будучи генеральным прокурором Латвийской Республики.

Во всяком случае, даже из уст такого разносторонне осведомлённого человека, каким, без всякого сомнения, являлся заместитель начальника Управления по борьбе с организованной преступностью Полиции безопасности Латвии, в то время - полковник-лейтенант Андрис Страутманис, много чего знающего в делах столь щекотливого толка самыми неопровержимыми, обличительными уликами звучали его откровения о личной меркантильной вовлечённости Яниса Скрастиньша в так называемое уголовное дело “Baltija Banka””. Которые Андрисом Страутманисом, вероятно, опрометчиво были высказаны мне в том же, 1996 году.

Как бы то ни было, но как раз упомянутый высокопоставленный сотрудник латвийской секретной службы, безусловно, прекрасно знавший, о чём он тогда, в августе 1996 года фактически свидетельствовал, вещая под неофициальную запись на мой диктофон:

  “... - Андрис Страутманис: “...Видишь, меня вообще Скрастиньш видеть не хочет. Значит, он решает свои личные проблемы...только меркантильные, личные интересы. Только их. В этом-то и фокус тут. К сожалению, это уже совершенно не тот Скрастиньш, который раньше был, ещё в 1991-м году.”

Борис Карпичков: “Это правда, что у него сын в “Parekss Banka” работает, в Юридическом управлении?”

Андрис Страутманис: “Правда....Вот ты подумай, вот по банку “Baltija”, когда Скрастиньш на нас “наезжал”, то затем появилась статья, где он переговорил с “какими-то знатоками”, и получилось мнение, в отношении этого “разгона” то, что совершенно непонятное у Скрастиньша поведение. В том числе, и само ведение следственного дела по банку “Baltija”, что арестовали верхушку, а остальным почему-то дали возможность разбежаться. И ещё по этим G-24, по “Lata International” (здесь имеется ввиду ещё одно, очевидно, уголовное преступление, связанное с преднамеренным хищением многомиллионных международных кредитных средств, выделенных по линии G-24 латвийской коммерческой компании “Lata International”, в котором не просто светились, но и были непосредственно вовлечены в него высокопоставленные местные правительственные чиновники и политики), да? И потом я от Апелиса (Янис Апелис – в тот период являлся начальником Полиции безопасности Латвии) слышал то мнение, которое Скрастиньш высказывал. Ну “кто-то” попал “в десятку”. Затем это служебное расследование – “кто посмел”?”

Борис Карпичков: “Да, и тут же утечка информации произошла.”

Андрис Страутманис: “И до сих пор мне непонятно, почему арестовали их? А значит, вот, никого... всех остальных не трогали? Потом этот – Шкеле (тут речь идёт о так называемом “оперативном секретном деле” на становившегося дважды премьер-министром Латвии Андрисe Шкеле, согласно которому тогда ещё будущий премьер был непосредственно “замазан” не только в крупных операциях по отмывке “тёмных” денежных средств, фактах коррупции, но и вовсю поучаствовал в операциях по преднамеренному присвоению многомиллионных межправительственных кредитных средств G-24.  Между тем, несмотря ни на что, согласно “авторитетного” заключения, подписанного в ту пору Генеральным прокурором Латвии Янисом Скрастиньшем, Андрис Шкеле был признан абсолютно “непорочным” и полностью “чистым перед законом”.

Как бы то ни было, но согласно откровенных признаний одного из разработчиков Шкеле в полиции безопасности, Эрика Кучанса [к слову, являвшегося бывшим сотрудником латвийского КГБ], даже полиция безопасности оказалась беззубой и ничего не смогла поделать со Шкеле несмотря на имевшиеся у них «железобетонные материалы».

Как никогда актуальным дополнением в данной связи звучат слова самого президента “Parekss Banka” Валерия Каргина, “как-то при случае”, в 1994 году высказанные им в ходе одной строго конфиденциальной встречи автору настоящего повествования. Так, в течении той особо памятной беседы Валерий Каргин абсолютно откровенно и вполне цинично не постеснялся заявить мне, что “...сейчас, если мне это необходимо, я спокойно могу купить любого правительственного чиновника, любого политического и официального деятеля в латвийском государстве. Однако вопрос не в этом.  Вопрос в цене: в том, сколько стоит тот или иной, нужный мне депутат парламента или клерк в правительстве, и необходим ли он мне именно в настоящее время...”.  

В последней связи хочу лишь дополнить, что в Валерием Каргиным я был знаком ещё с конца 1991 года, с того периода, когда “Parekss” представлял собой всего лишь небольшую фирму меняльного типа. С Валерием Каргиным, а также с его компаньнонами – Виктором Красовицким и Ниной Кондратьевой меня свёл один из моих секретных информаторов, кто был тесно связан с ними одним специфическим видом “бизнеса”, который заключался в самой обыкновенной “отмывке” крупных сумм наличных денежных средств.

Как открылось, в 1991-92 годах, на заре своей “безупречной” карьеры самых “крутых” банкиров Латвии, сразу после обретения республикой государственной “независимости”, Валерий Каргин, Виктор Красовицкий и руководимая ими компания, помимо валютно-обменных операций, уже вовсю занимались такими “невинными делишками”, как обналичивание, последующая отмывка, а также перевозка крупных сумм наличного денежного вала в Россию, в сопредельную Белоруссию и на Украину. Характерно, что помимо так называемых “партийных” денег, возглавляемая Валерием Каргиным и Виктором Красовицким бизнес-структура “Parekss” использовалась в операциях по отмывке средств, поступавших на счета их фирмы из Германии, Швейцарии и Америки. Во всяком случае, с полным знанием дела берусь утверждать, что в указанные годы в личном офисе Валерия Каргина мне несколько раз доводилось видеть строго конфиденциальные документы, свидетельствовавшие о многомиллионных финансовых проводках из которых усматривалось, что руководители “Parekss” уже в то далёкое время вовсю “баловались” такими нелегальными операциями, за которые к ним в 2004-2005 годах стали предъявлять претензии государственные органы США.

   Занятно, что помимо “Parex” в упомянутых афёрах вовсю участвовали и были непосредственно вовлечены в них вполне конкретные работники некоей “чисто коммерческой” латвийско-германской фирмы “Baiba”. Которыми, по “чистому стечению обстоятельств”, не иначе, являлись прежде кадровые сотрудники подразделения внешней разведки КГБ Латвии, впоследствии нашедшие себе приют в стенах функционировавшего в ту пору Департамента Информации МВД Латвийской Республики. Последняя структура, как известно, в дальнейшем была реорганизована в Департамент по защите экономического суверинитета. Путём дальнейшего преобразования которого затем была создана Полиция безопасности Латвии.  

Если же вернуться к основной теме нашего повествования, вот как раз в указанном контексте, для достижения заветного результата и обеспечения победы в негласной борьбе Янису Скрастиньшу, как воздух, и потребовались материалы, “изобличавшие преступную деятельность” главных оппонентов. Фактического владельца другого латвийского банка “Baltija Banka” Александра Лавента, если уж совсем точно. Которые, по авторитетному мнению Яниса Скрастиньша, в неограниченном изобилии имелись у меня.

Исключительно обозначенные документы и сведения, к слову, по-настоящему взрывного для маленькой Латвии характера и явились основанием для того, чтобы упечь меня за решётку, предъявив при этом впопыхав состряпанное уголовное обвинение. Использовав которое как этакий винтовой пресс генеральный прокурор республики Янис Скрастиньш явно рассчитывал выдавить из меня требуемые персонально ему компрометирующие Александра Лавента доказательства. Вот в этом-то и крылась самая главная “изюминка” и одновременно заключалась “особая пикантность” всей описываемой выше ситуации.

В связи с чем и понадобилось подсаживать ко мне в латвийской тюрьме всех перечисленных выше провокаторов. Включая сюда и бывших кадровых офицеров полиции. Что до Александра Щ., то в случае, если бы он наотрез отказался таким образом сотрудничать и помогать вполне успешно завербовавшим его “под меня” работникам генеральной прокуратуры и Бюро по борьбе с организованной преступностью МВД Латвии, то в качестве отместки ему вполне реально светило надолго, как минимум лет на 10 попасть в тюрьму по обвинению в умышленном убийстве. Со всеми вытекавшими для него при этом негативными последствиями. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он согласился. В общем-то, чисто по-человечески Александра Щ. можно было понять. Так как выбирать ему особенно не приходилось.  

Справедливости ради следует признать, что Александр Щ. оказался на редкость способным “внутрикамерником”. Хотя о чём это я говорю? Так как ранее, в течении пяти лет сам прослужил в так называемом “Третьем отделе” бывшего КГБ Латвийской ССР. В задачи оперативных сотрудников которого входила негласная агентурно-оперативная вербовочная деятельность исключительно среди личного состава структур и всевозможных  подразделений министерства внутренних дел Латвии. Другими словами, главным профилем моей в тот период работы являлась как раз негласная вербовка в информаторы кадровых офицеров и служащих того самого МВД. И поэтому кому-кому, а мне-то уж было прекрасно известно, что самыми лучшими и талантливыми секретными источниками становились оперативники из уголовного розыска. Или, как их теперь принято называть, из Криминальной полиции. Настоящие сыщики, то бишь. Почему они, “родимые”? Вот это действительно хороший вопрос, однако именно офицеры-“агентуристы”, “детективы” органов полиции, которые сами хорошо знали и использовали в своей деятельности все те оперативно-агентурные методы, тем не менее успешнее всех остальных сотрудников системы МВД вербовались в секретные информаторы. По крайней мере, органов КГБ.

Мне в этом приходилось убеждаться не раз и не два за время моей практики оперативного сотрудника “конторы”, кто вполне успешно занимался подобной негласной активностью. И вот к такой категории офицеров МВД относился Александр Щ.

  Как бы то ни было, но в ходе моего нахождения в латвийской тюрьме в 1996 году как раз Александр Щ., специально подсаженный ко мне “заботливыми” операми из Бюро по борьбе с организованной преступностью МВД Латвии в течении более месяца выполнял функции негласного информатора-“сексота”. Кто под различного рода благовидными соусами пытался выудить из меня хоть какие-нибудь сведения. И надо полагать, поначалу ему успешно удавалось играть из себя рубаху-парня. Потому что в ходе необычайно тянучих дней в заключении мы обсуждали с ним много различных проблем. У нас также нашлись общие темы для дискуссий по вопросам литературы. Дело тут заключалось в том, что моей жене всё-таки удалось добиться разрешения на передачу в тюрьму кое-каких предметов первой необходимости, среди которых была и пара книг. Одна из них - булгаковская “Мастер и Маргарита”.

Так вот днями напролёт я прямо-таки взахлёб зачитывался указанным произведением. После того как закончил, дал также почитать её и Александру Щ. На которого эта книга, казалось, также произвела определённое впечатление. Вот её мы и обсуждали. К тому же, как выяснилось, у нас обнаружилось много общих знакомых из числа работников системы латвийского МВД, кого знал я, и с кем также был лично знаком Александр Щ. Случилось так, что как раз последняя мелочь его впоследствии и сгубила, в конце концов расшифровав как “барабана”, специально подсаженного для того, чтобы “раскрутить”, вывести меня “на чистую воду”. Просто почуяв неладное я парочку раз намеренно смоделировал психологические ситуации, проверив “на вшивость” таким незамысловатым образом моего вновь испечённого приятеля из системы МВД. И получилось так, что та, мною придуманная только для него “деза”, вроде бы “в порыве откровенности” рассказанная, специально “слитая” Александру Щ., дошла до конечного получателя - до “оперов” из Бюро по организованной преступности и до сотрудников генеральной прокуратуры Латвии. А спустя короткий срок, замкнув некий незримый круг, вернулась ко мне в виде отголосков от той полученной реакции, переданной в тюрьму через моего адвоката. Как и во всех подобных случаях, так и в описываемом эпизоде на все “100”, очень чётко сработали остававшиеся верными мне до последнего дня надёжные источники-информаторы из числа кадровых оперативных офицеров, являвшихся служащими Бюро по борьбе с организованной преступностью МВД Латвии. Через которых, собственно, и удалось так успешно отследить обратную связь ранее запущенной дезинформации.

 Однако не только мне стало понятно, что Александр Щ. полностью расшифровался. Это, несомненно, услышали и его неофициальные “боссы”, кто, надо полагать, так усиленно готовил и натаскивал его, надеясь получить “компру” против меня. Тем не менее факт оставался фактом, второй “подснежник” также “сгорел” и его, как и первого – криминала-“кукушку” далее держать со мной в одной камере было бессмысленно. Через пару дней после случившегося, как и предполагалось, Александр Щ. из бывшего Следственного изолятора КГБ Латвии был переведён на зону, в тюрьму. Где, справедливости ради, он также задержался ненадолго. Так как в ходе состоявшегося вскоре чисто формального судебного заседания он был там полностью оправдан, “отмыт” от содеянного им преступления.

Дело в том, что сотрудники генеральной прокуратуры, поддерживавшие государственное обвинение, посчитали недоказанным факт его участия в заранее спланированном и проведённом по “заказу” криминальной “братвы” инкриминировавшемся убийстве бандюгана. Хотя даже в процессе наших с ним достаточно откровенных бесед сам Александр Щ. как-то, то ли забывшись, или не знаю почему, но тем не менее опрометчиво обмолвился мне, что с лидерами той противоборствующей бандитской “бригады”, кому действительно была выгодна смерть застреленного им якобы “по неосторожности” уголовника, его связывала не просто многолетняя дружба, но и вполне конкретные специфические “бизнес-отношения”. Во всяком случае, со слов Александра Щ., в частности, получалось, что он достаточно долгое время в своём пользовании имел автомашину-джип, любезно и вообще бесплатно предоставленную в его персональное распоряжение “авторитетом”, являвшимся кровным врагом “случайно” убиенного сотрудником полиции криминального “пахана” местного значения. Думается, дальнейшие комментарии на изложенную тему также eiqrriqkdidqkkmp излишни?...

kompromat.lv