Житель Минска о четырех сутках, проведенных в руках зондеркоманды: «Ты бежишь, тебя бьют дубиной или ногой – каждый, кто может попасть»

Житель Минска о четырех сутках, проведенных в руках зондеркоманды: «Ты бежишь, тебя бьют дубиной или ногой – каждый, кто может попасть»

20 августа 2020 г.

Ольга Филимонова

За прошедшие сутки из изоляторов в Беларуси освободили 55 человек, несколько десятков задержанных остаются за решеткой. Близкие все еще не могут найти 58 человек в разных городах.

Житель Минска Алексей Валюк провел в изоляторе четыре дня и четыре ночи.

«Ты бежишь, тебя бьют, бьют. Каждый, кто может попасть, по тебе попадает – дубиной или ногой, или пинок, или тычок. Ну и все это под жесткий ор: «Голову не поднимать, не разгибаться, по сторонам не смотреть! Пошел, пошел, пошел!» – в эфире телеканала Настоящее Время Алексей рассказал, что с ним и другими людьми происходило во время и после задержания.

«Увидели белую ленточку, сказали: «О, этот товарищ наш»

– Как и почему вы оказались в изоляторе?

– Как написали в протоколе или как было на самом деле?

– Как было на самом деле?

– Мы с друзьями – у нас была компания из четырех человек – после ужина в кафе шли в направлении улицы Тимирязева через парк Победы, куда нас отправила ГАИ, [потому что] проехать было нельзя.

– А что вам написали в протоколе?

– Что был задержан во время участия в несанкционированном митинге по адресу Победителей, 8, выкрикивал лозунги, скандировал: «Таракан, выпускай заключенных! Ганьба!» У всех протокол абсолютно одинаковый.

– Как проходило само задержание?

– Попросили вывернуть все вещи [из карманов], открыть рюкзак моего друга и документы предъявить. Сами не представлялись никто из сотрудников. Ну соответственно, вывернули все карманы, показали документы, у кого есть. Один мой друг был с супругой своей, он родился в Украине, и его не стали задерживать. А у меня с собой документов не было, все осталось в автомобиле, на брелоке у меня была белая ленточка, на телефоне белая ленточка, сразу сказали: «О, этот товарищ наш». Еще попросили открыть телефон, вот те кадры, которые сейчас я вижу, я их тоже снимал с удаления, и они у меня есть, эти кадры. Но в самих столкновениях я не участвовал 9-го числа, только их снимал издалека, и, возможно, это тоже повлияло. А второго моего товарища задержали вместе со мной, потому что у него было две дополнительные медицинские повязки в рюкзаке.

«Поставили к стене, ноги на ширине плеч, ударили снизу»

– Алексей, а к вам силу применяли?

– Да.

– Какого рода это была сила, что было?

– Ее применяли сразу, с самого первого момента. Как только нас подвели к автозаку, сразу начали очень громко орать, устрашающе, запугивающе, так достаточно грубо, жестко. Сразу уронили на колени, руки за голову, засунули в клетки. Мой друг сидел в клетке, наверное, шириной с табуретку, длиной с две табуретки, с 10-сантиметровым отверстием-дверцей, и в этой клетке он сидел. Там не клетка, а заглушенная дверь была, только отверстие было смотровое. Там их было два человека в этой клетке. Нас на трехместную лавку посадили, пять человек. И если вы сядете на табуретку, это будет все место, которое было. Куда поставить ноги, я тоже не понимал. Это во-первых.

Ну а дальше уже, когда привезли в сам изолятор, там у нас было два коридора. Коридор из ОМОНа, через который вели, – кроме ботинок, ничего не видел. Нужно было бежать, согнувшись в приседе, голова вниз, руки на шее. И нужно было бежать по этому коридору до стены. То есть вот вышел из дверей и бежишь между людьми просто. А сверху просто посыпают ударами. Ты бежишь, тебя бьют, бьют, каждый, кто может попасть, по тебе попадает – дубиной или ногой, или пинок, или тычок. Ну и все это опять же под жесткий ор: «Голову не поднимать, не разгибаться, по сторонам не смотреть! Пошел, пошел, пошел!» Ну и море оскорблений, соответственно.

Первую серьезную такую травму я получил, когда еще до входа в само помещение нас поставили к стене, ноги на ширине плеч, руки вверх, и вот тогда мне там ударили снизу. Это была первая [травма]. Во всем остальном мне удалось избежать серьезных повреждений. У меня были жалобы на почки, но прошло время, и, я так понимаю, что уже все прошло.

– Вы не фиксировали эти побои?

– Я да, я зафиксировал, я сделал УЗИ почек. Я не стал отвлекать медиков, у меня достаточно сильный организм физически – я так думал. Я зафиксировал проблемное место, которое у меня пострадало, я сделал УЗИ почек. В основном там все норм по почкам. Нижняя часть – там да, есть вопросы, которые мне зафиксировали и записали. Синяков и побоев телесных поверхностных я реально избежал благодаря некоторым собственным возможностям и хитростям. То есть я выкручивался, извивался, короткие, длинные делал рывки, руками защищал лицо, когда били, снизу сапоги летели. А что касается применяемых сил уже внутри, то, что было, – я не знаю, можно ли назвать применением силы унижение. Мужчин унижали всячески.

– Какого рода это были унижения?

– От запугиваний и оскорблений до стояния на коленях. Мы простояли в прогулочной камере примерно четыре на пять метров 80 человек более 30 часов. Нас не пускали в туалет, нам не давали воды. У них там была какая-то навязчивая идея кинуть сверху гранату или шашку газовую.

– Вам этим угрожали?

– Да. «Будете плохо себя вести, гранату кинем, шашку кинем, газ применим». Но в нашей камере, где мы 80 человек стояли, мы заняли позицию смирения, чтобы сохранить себя, честно скажу. Что бы там в душе и в мозгу ни творилось, нам нужно было оттуда выйти живыми. Потому что то, что происходило за стенами, и то, что мы слышали через эти стены, – это, не знаю, можно ли такое вообще в эфире описывать, потому что это зверство.

«Минут 20 их били, как будто восемь человек выбивают ковер»

– Опишите как есть.

– Дело в том, что у нас потолка не было, крыши не было в том месте, где мы стояли первые полтора суток. И все, что происходит за, тоже крыши не имело. Предварительный такой прогулочный коридор. Всех загоняли через этот коридор, каждая приезжающая машина, все новоприбывшие проходили через вот эти коридоры с избиениями и со всем остальным. Там ребята были, с 9-го числа которые сидели. То есть привезли нас 10-го, мы уже там сутки простояли, и 11-го числа вечером ребята там начали кричать и просить: «Дайте поесть, отпустите! За что? Перемен!» Ну они просто решили побунтовать, скажем так. Обоснованно абсолютно, ничего тут сверхъестественного не было, люди хотели банально есть. С 9-го до 11-го числа они стояли там без еды.

Их согнали вниз. И за стеной… по ощущениям, это просто длилось вечность и до сих пор еще не закончилось. А по времени – не знаю, может быть, минут 20-25 их били просто, как будто выбивают ковер, восемь человек выбивают один ковер. Только умножьте это еще раз на восемь. Это по звукам. А по звукам, которые издавали избиваемые, это вообще просто не описать. Это были от первых фраз типа: «За что? Не надо, остановитесь!» – просто до визга, который просто потом утих. И слышно было, что ребята уже не могут вдохнуть от ударов, от того, что просто из них выбивают воздух.

– Что говорили вам те, кто вас задерживал, и те, кто вас уже принимал в СИЗО? То есть это все сопровождалось, вы говорили, какой-то руганью. Но вот при этом ругань, она была с чем связана?

– Тем ребятам, которых били, говорили: «Кто еще хочет есть? Хотите еще перемен?» Когда мне нанесли удар в ответственное место, я спросил: «За что?» Мне сказали, чтоб больше я таких не рожал, как я. Оскорбления были всякие, революционерами с дополнительными нецензурными выражениями называли. Я сейчас уже даже всего не вспомню, стараюсь мозг от этого освободить.

– Вы готовы простить агрессию силовикам?

– Я не знаю насчет других людей, я сам по себе человек незлопамятный. Условно пострадал минимально. Но когда я смотрел и мне рассказывали, что происходило с девочками, что происходило с пацанами 14-летними, я даже не сомневаюсь, что так оно и было. Врать люди не станут, а медики видят, что это реально так и есть. Я не знаю, что должен быть за человек, который способен так обращаться с девочкой 15, 16 [лет] – да даже неважно, какой возраст, это женщина, это молодая женщина. Чтобы так ее искалечить на всю оставшуюся жизнь. Может быть, у девочки когда-нибудь со временем это и пройдет, уляжется, она найдет семью и все остальное. Но матери наши, они не забудут этого никогда. Невозможно такое забыть.

Я общался со своей мамой, и больше всего я переживал в первую очередь за ее здоровье, как она это вообще перенесет. Она и так уже в возрасте – мне 40, маме 70 практически. И если бы вдруг что-то там со мной реально произошло худшее, как с ребятами, я не знаю.

– Вы понимаете, откуда вот эта агрессия? Почему она у этих людей, которые вас задерживали, есть?

– Что касается вообще власти самой, я не думаю, что там кто-то конкретно давал указания из руководства делать именно то, что они делали. Я думаю, просто привезли пацанов, у которых проблемы с головой. Ну срочники, не срочники – не знаю. Просто людям немножко дали власти. Скажем так: «Ребята, остановите митинги». Это сугубо мое личное рассуждение, потому что сколько мы ни пытались, 80 здоровых лбов пытались просто понять, из-за чего это происходит и для чего это делается, мы не смогли найти ни одного разумного варианта. Шизофрения это, это психоз, это какие-то сексуальные проблемы у людей – я понятия не имею, что с ними происходит и зачем нужно такое делать. Не знаю. По мне, честно скажу, это просто люди с садистскими наклонностями, дальше диагноз должен ставить судмедэксперт и уголовный eiqehixkiutkmp психолог-криминалист.

Автор: Игорь Севрюгин; Настоящее время