Быт азербайджанской тюрьмы: неписаные законы, жара и музыка

Активисты-правозащитники Расул Джафаров и Интигам Алиев, экономист Натик Джафарли, а также оппозиционный политик Ядигяр Садыхов отбывали различные сроки в азербайджанских тюрьмах и рассказали о своем опыте тюремного заключения.

Секреты тюремной кухни

Расул Джафаров, правозащитник:

В тюрьме — по крайней мере в той, где я был, — есть неписаный закон — встречать любого арестованного застольем с чаем, чтобы он чувствовал себя хорошо и, так сказать, влился в коллектив.

В первый день в СИЗО меня встретили чаем с сахаром, потому что заключенным предложить больше нечего. Один из них, «смотрящий» — главный в камере — по обычаю спрашивает, кто ты, откуда, за что арестован. Подключаются и другие, и вот в этот момент приходит осознание, что тебе сидеть и жить с этими людьми долгие месяцы.

Сладости в тюрьме тоже бывают, и считаются роскошью. Любые сладости — конфеты, шекербура [пирожки с орехами — прим. ред.], шоколад — на тюремном жаргоне называются 55. Понятия не имею, что это означает, возможно, некую статью из советского уголовного кодекса.

Если у осужденного есть сахар, хлеб и сигареты, он считается не бедным.

Интигам Алиев, правозащитник:

Объем продуктов, которые заключенные должны получать, и их перечень держатся в секрете. На деле качество еды — как в СИЗО, так и в колонии — отвратительное.

Ею перебиваются немногие — большинство едят то, что им присылают из дома. Обычная тюремная еда — суп или борщ из плохой капусты, масло, овощи и старая дурно пахнущая курятина.

После нее у заключенных начинал болеть желудок. Временами нам давали мелкую жареную рыбу, но тоже скверного качества, и ее тоже невозможно было есть.Пока я был в СИЗО, нам на каждого заключенного давалось в месяц по одному стакану сахарного песка и столько же маргарина. А еще в неделю мы получали по одному или два яйца.

Не давали нам ни чая, ни кускового сахара, ни овощей, ни других продуктов. Ни в СИЗО, ни в самой зоне ни разу нам не приносили ни фруктов, ни овощей.

Даже хлеб там был старый и черствый. Его ели только самые бедные заключенные, остальные покупали хлеб за свои деньги.

Однажды я попросил домашних приготовить мне 200 кутабов [азербайджанское блюдо, похожее на чебуреки — прим. авт.] для себя и тех, кому не несут передачи. Потом я выяснил, что мои дома всю ночь не спали, готовили эти кутабы, я-то сам никогда их не делал и думал, что это просто. А мы — несколько камер — съели все это за две минуты.

Ядигяр Садыхов, политик:

В СИЗО холодильников не было, и мы — заключенные — старались, чтобы передачи нам приносили в разные дни. Иной раз мне сообщали из дома, что принесут продукты, а я говорил — приходите завтра, сегодня не моя очередь. В колонии же было получше, имелся продуктовый склад с холодильниками, но и там места на всех не хватало.

Удобства и гигиена

Интигам Алиев:

Раз в два месяца мы получали по куску мыла и два стакана стирального порошка, да и то не всегда. Все расходы на чистоту ложатся на заключенных. Пока я был в тюрьме, наволочки и простыни нам не меняли ни разу.

Зимой в камере бывало холодно, а летом невыносимо жарко. Особенно тяжко в июле и августе, когда температура в камере доходит до 50 градусов, только на седьмой месяц в тюрьме мне позволили за свой счет принести в камеру вентилятор.

Кроме того, в камерах СИЗО и в бараках колонии заключенных больше, чем предусмотрено. В результате именно в СИЗО бывают случаи, когда на всех не хватает коек, и спать приходится посменно. Также не хватает места для хранения собственных вещей и еды.

Ядигяр Садыхов:

И мыло, и порошок были плохого качества, и я пользовался тем, что мне передавали. Те же, у кого передач из дома не было, старались вытребовать полагающееся у руководства. Иногда получалось.

В плане удобств куда больший бич для арестантов — это холод и жара. Зимой было холодно, но хуже всего было в СИЗО летом, где после 5 часов приходилось возвращаться с прогулки в камеру.

Зимой же, по крайней мере в нашей колонии, было хорошо, там стояло новое отопление. А летом случалась такая жара, что я до 2 часов ночи не мог уснуть в бараке, где нас было 130-140 человек.

Расул Джафаров:

В СИЗО горячая вода была раз в неделю. В одной камере, например, в субботу, в другой в среду и так далее. Только раз в неделю мы могли нормально искупаться. В остальные дни приходилось кипятить воду понемногу, в чем придется. В колонии дела обстояли лучше.

Газеты, книги, телевизор

Ядигяр Садыгов:

В изоляторе в каждой камере есть телевизор, и мы могли смотреть азербайджанские каналы и один турецкий телеканал. В колонии же есть клуб, который работает с раннего утра и допоздна. Там можно было смотреть телевизор.

В СИЗО решали, что смотреть, большинством. Я особо этим не интересовался, так как в основном все хотели смотреть ток-шоу. Исключение делал только для интересного фильма или футбола. А в колонии все зависело от начальника тюремного клуба — тоже арестанта, — и решал все именно он.

Расул Джафаров:

Мне повезло, что многие журналы и книги, которые мне приносили, были на английском. Будь они на азербайджанском или русском, их бы не пропустили из-за малейшего намека на критику.

Например, у меня была книга про арабские революции на английском, и одно только слово «революция» вызвало бы у руководства тюрьмы крайнюю настороженность.

Еще я видел у других политзаключенных турецкий журнал, и никаких проблем не было, до тех пор пока в этом журнале охрана не увидела карикатуру на Эрдогана. То есть даже не азербайджанского политика, а иностранного — вот что поразительно.

Интигам Алиев:

Ни в СИЗО, ни в колонии законы не запрещают получать прессу, но в действительности газеты заключенным не выдаются. Только после моих жалоб в Совет Европы и другие международные структуры мне дали подписку на две газеты. Эти газеты мне выдавали через неделю после их выхода, некоторые через 10-12 дней.

Похожая ситуация была в колонии. Простые заключенные не могут получить оппозиционные газеты, только через три месяца пребывания там я смог добиться, чтобы в библиотеке мне стали выдавать оппозиционную прессу, и тоже несвежую.

Как и куда жаловаться?

Интигам Алиев:

С самого начала мне было на что жаловаться. В частности, нарушалось мое право на конфиденциальную беседу с адвокатом, а на всю мою переписку и разговоры по телефону была наложена цензура, и меня периодически незаконно обыскивали.

И когда я собирался пожаловаться об этом в пенитенциарную службу или омбудсмену, начальство тюрьмы отказывалось принимать мои письма и не давало никаких письменных объяснений.

Я нашел способ передавать свои жалобы в суд и госорганы, а именно, говорил адвокату в устной форме при встречах, а тот уже оформлял их в виде документа и рассылал по инстанциям.

Но, в отличие от меня, у большинства заключенных не было такой возможности, потому что у них просто не было адвокатов, и за такие жалобы их ждала опасность жестокого наказания.

После выхода на свободу я, по просьбе некоторых товарищей, оставшихся за решеткой, печатал на компьютере кассационные, апелляционные жалобы, заявления и ходатайства и через близких передавал в тюрьму или СИЗО.

Но эти структуры не разрешали заключенным подписывать эти заявления, обосновывая это тем, что недопустимо принимать заявления из мест заключения, напечатанные на компьютере.

До тюрьмы я вел несколько десятков дел в местных судах и в ЕСПЧ. В СИЗО мне было запрещено доставлять письма из ЕСПЧ.

Письма, уведомления, решения суда и прочие приходившие мне документы в приемной комнате следственного изолятора принимать отказывались. В связи с этим я писал письма в пенитенциарную службу, руководству СИЗО, министерство юстиции, но не получал ответа.

«Плюсы» тюрьмы

Расул Джафаров:

На одном из первых заседаний суда я сказал, мол, спасибо, что дали мне время больше спать и читать, чем на свободе. И действительно, в камере больше отдыхаешь или просто лежишь, а так как нет интернета, то нет и других занятий, кроме чтения книг. Никогда я еще не читал столько, сколько прочел в тюрьме.

Там была и «Цивилизация» Ниала Фергюсона, и «Давид и Голиаф» Малкольма Гладуэлла, и «Муравьи» Бернара Вербера, и Милан Кундера, и много чего еще. Книги мне передавали мои друзья из России, Украины и Европы.

Моя бывшая девушка прислала мне томик Вацлава Гавела «Письма к Ольге», собранный из писем, которые он писал из тюрьмы своей жене. И вот, если он писал очередное письмо 25 августа, я его читал тоже 25-го. Не то чтобы мне это казалось особенно важным, просто в тюрьме других занятий нет, и мне нужен был какой-то ритуал.

Натик Джафарли, экономист, политик:

Там в СИЗО было прогулочное место — пространство с пятиметровыми стенами, без окон, только с открытым потолком, куда и так было не добраться. Но на всякий случай оно было зарешечено арматурой и колючей проволокой, через которую проникал солнечный свет.

Это был август, стояла страшная жара, не было ветра и слышалось, как играет в соседних таких же прогулочных зонах разная музыка — блатной шансон, мейхана (национальный рэп) и еще тот кошмар, который ставят на наших свадьбах. И все эти звуки проникали сверху и смешивались. Не было от этого — жары и музыки — спасения никакого, кроме книг.

У меня был один кривой матрас, под который я подкладывал книги, чтобы он лежал ровно. Я брал его с собой в прогулочную зону, клал на пол прямо под решеткой, откуда шел свет, «заправлял» книгами и читал.

Это были книги воспоминаний Кондолизы Райс, Генри Киссинджера, Ли Куан Ю, еще несколько биографий и детективы на десерт. Я провел в заключении всего месяц, и за это время успел прочитать больше, чем за год.

Политзаключенных нет?

Азербайджанское государство не раз говорило, что в стране нет политзаключенных. На пресс-конференции в Брюсселе в 2014 году президент Азербайджана Ильхам Алиев заявил: «Мы более 10 лет являемся членами Совета Европы. Мы — члены Европейского суда по правам человека. Это изначально доказывает, что в нашей стране политзаключенных быть не может».

Похожа позиция Баку и по поводу содержания в тюрьме. «Как и в предыдущие годы, так и сейчас все более ужесточается контроль качества еды в тюрьмах, колониях и следственных изоляторах, — говорит начальник отдела по связям с общественностью пенитенциарной службы Мехман Садыгов. — Три раза в день заключенных кормят, и еда по содержанию полностью соответствует eiqrqiriekmp нормам».

Нормам, заявленным распоряжением кабинета министров, соответствуют также, по его словам, моющие средства, мыло и средства гигиены, которые непременно выдаются в срок. Кроме того, говорит Мехман Садыгов, «во все колонии поставляется самое новое медицинское оборудование».