Дмитрий Захарченко: «В тюрьме на меня оказывают воздействие, чтобы я себя оговорил»

Дмитрий Захарченко: «В тюрьме на меня оказывают воздействие, чтобы я себя оговорил»

17 октября 2016 г.

Надежда Сорокина

Бывший заместитель начальника управления «Т» антикоррупционного главка МВД полковник Дмитрий Захарченко, которого обвинили в получении многомиллионных взяток, заявил правозащитникам, что боится за свою жизнь и здоровье.

Мы пришли навестить Дмитрия Захарченко в СИЗО «Лефортово» по просьбе адвоката Юрия Новикова, обеспокоенного состоянием здоровья своего подзащитного. Во время последнего свидания в «Лефортово» адвокат заметил, как изменился Захарченко: у него появилась одышка, тремор рук, он жаловался на сердцебиение и боли в костях. Новиков предположил, что в тюрьме его подзащитному дают «под видом лекарственных препаратов или с водой, или с пищей химические вещества, которые могут вызывать подобные симптомы».

Сам полковник тоже считает, что в СИЗО ему могут подмешивать в пищу психотропные вещества, которые ослабляют его волю. «Вы помните, как 18 сентября, когда вы посещали меня в ИВС на Петровке, я предупредил вас, что в "Лефортово" ко мне могут применить пытки? Нечто похожее происходит со мной сегодня», — говорит Дмитрий Захарченко, обращаясь ко мне и моим коллегам по ОНК Москвы.

— Почему вы ничего не говорили о ваших подозрениях при нашем прошлом посещении?

— Я надеялся, что все это пройдет. Думал, что мне просто показалось. Но не прошло. Я чувствую, что здесь (в «Лефортово». — Открытая Россия) происходит непонятная для меня ситуация. У меня болят колени, боли в костях, я не могу заниматься спортом, как занимался в первые дни ареста. Я несколько раз ночью просыпаюсь от сильных болей в области.

Мы разговариваем с полковником в пустой камере, которую руководство «Лефортово» выделило для бесед арестантов с правозащитниками. До Захарченко к нам приводили в эту же камеру сильно похудевшего полковника МВД Михаила Максименко (начальника управления собственной безопасности СК РФ, обвиняемого в получении взятки у Шакро Молодого. — Открытая Россия), который уже не в первый раз жалуется, что из-за страха отравления ничего не пьет и не ест.

Полковник Захарченко сидит на железной кровати, где за несколько минут до этого сидел полковник Максименко, и мы с коллегами переглядываемся: у Захарченко дрожат руки — почти также сильно, как дрожали руки у полковника Максименко. Оба «силовика» совсем не похожи на симулянтов. Разница только в том, что Максименко уже не пытается разобраться в том, что с ним произошло: он буквально умоляет о врачебной помощи. Полковник Захарченко еще сопротивляется и хорохорится.

— С чем вы связывает ухудшение своего здоровья?

— Я уверен, что мое плохое самочувствие не связано с нервами. Не связано с тем, что я нахожусь под арестом. Я на службе с 24 января 2001 года, и я умею себя контролировать в разных стрессовых ситуациях. Я могу предположить, что мне что-то кладут в пищу или другим способом оказывают на меня воздействие. Я хорошо знаю, что в XXI веке есть много технических средств, которые позволяют все это делать. Но я хочу предупредить: когда меня арестовали, я был абсолютно здоровым. Я с окна прыгать не собираюсь.

Борис Колесников в Басманном суде. Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС

Вероятно, Захарченко имеет в виду историю заместителя начальника антикоррупционного главка МВД России генерала Бориса Колесникова, который, находясь в камере «Лефортово», 4 мая 2014 года получил черепно-мозговую травму. По версии руководства СИЗО, Колесников упал с подоконника в камере. Адвокаты считают, что их подзащитного избили. 16 июня 2014 года Колесников выбросился с балкона здания Следственного комитета в Техническом переулке в Москве. Уголовное дело о доведении до самоубийства так и не было возбуждено, несмотря на просьбы защиты Колесникова.

— Когда вы последний раз видели своего следователя?

— Давно. Я пишу следователю, прошу его разрешить мне свидание с отцом и женой. Следователь мне не отвечает. Я вижу своих адвокатов раз в неделю и на короткое время. Не успеваю с ними поговорить и подготовиться к судебным заседаниям, а у меня скоро продление стражи в суде. Я также хотел пообщаться с адвокатом о моем плохом физическом состоянии. Я хочу, чтобы мне провели обследование, сделали МРТ и УЗИ.

— Если правда то, что вам что-то подкладывают в пищу, то с какой целью это делается?

— Единственное, что мне приходит в голову, — это нужно, чтобы я оговорил себя и дал нужные следствию показания. А здесь все средства хороши: у адвоката есть информация, что на свидетелей по моему делу оказывается давление.

Из показаний ученого Игоря Сутягина для ЕСПЧ стало известно, что в том же «Лефортово» в 2003 году психотропные средства применялись к Алексею Пичугину, бывшему главе службы внутренней безопасности ЮКОСа.

— Многие арестанты СИЗО «Лефортово» жалуются на невкусную еду, на отсутствие соли в пище. Один из сотрудников СИЗО объяснил нам, что соль арестантам не выдают из опасений, что они используют ее не по назначению: натрут солью подмышки, у них поднимется температура и они не смогут поехать на суд. Что скажете?

— Еда здесь и правда невкусная: макароны разваренные, гречка несъедобная. Единственное, что можно есть, — это рисовый суп. Соль действительно не дают, но это бред. Я хочу поехать в суд и хочу увидеть следователя. Я сам «бегаю» за следователем, пишу ему заявления, а он ко мне не приходит.

Полковник Захарченко уходит, а мы просим вызвать к нам следователя СК РФ генерала Дениса Никандрова, который проходит по одному делу с полковником Максименко. Спрашиваю его, что он думает о СИЗО «Лефортово». «Вроде бы все тюремные режимы в России должны быть одинаковыми, — говорит генерал. — Но на самом деле это не так: есть "бутырский режим", есть "лефортовский режим". В "Лефортово" человека ставят в условия полнейшей изоляции — здесь никто никого не видит, кроме своего сокамерника. Ощущение одиночества. По коридорам специально ведут так, чтобы ни с кем из других арестантов не встретиться. Следственных кабинетов мало, и адвокаты в СИЗО попадают редко. Ко мне периодически приходят оперативники, но я отказываюсь с ними разговаривать».

«Почему в "Лефортово" не дают соль?» — задаю вопрос генералу Никандрову. «Мой сокамерник считает, что соль не дают, потому что она способствует работе мозгов, а мозги обитателям "Лефортово" совсем не нужны», — отвечает eiqrriqqhiqrukmp он.

openrussia